Epistemology & Philosophy of Science

В данной статье рассматривается проблема определения понятия «австрийской философии» в контексте возможного влияния австрийской философии XIX в. на концепцию Людвига Витгенштейна. С точки зрения историка австрийской философии Рудольфа Халлера и представителя Венского кружка Отто Нейрата, австрийскую философскую традицию можно представить как единую цепочку взаимовлияний, в частности, проследить преемственность, найти общие черты у философии брентановской школы и философии Венского кружка. Здесь возникает важный вопрос: следует ли относить к этой традиции также и Людвига Витгенштейна. Ответив на него, мы сможем лучше понимать её границы. Но в случае, если мы включим Витгенштейна в эту традицию, он окажется в одной компании с Алексиусом Майнонгом, которого часто называют оппонентом Витгенштейна в логике, семантике и философской психологии. Поэтому нашей задачей в данном исследовании является выяснить, действительно ли данные концепции столь различны или же у них можно найти общие черты или признаки влияния одной концепции на другую. Основной зацепкой в данном случае является понятие «Sachverhalt» или «положение вещей», которое использовал Витгенштейн в «Трактате» и которое вполне сопоставимо по смыслу с майнонговским понятием «объектив».

Современный диалог общества и науки протекает в условиях распространения социальных медиа и конвергенции научного знания, меняющих систему массовой информации и каналы связи между научными акторами, лидерами общественного мнения и организаторами общественных инициатив. Кон­фликт элитарной нормативности научного дискурса и эгали­тарной нормативности дискурса общественного принимает новые формы. Авторы показывают, как массово распростра­няющиеся практики гражданской экспертизы, основанные на гражданской журналистике (блогосфере и социальных се­тях), проникают в процедуры научной экспертизы. Активное включение гражданских экспертов стало атрибутом транс­дисциплинарной науки, для которой характерно оперативное принятие решений в условиях неопределенности. Однако переход трансдисциплинарной науки в фазу технонауки, мас­сированно внедряющейся в жизненный мир в качестве маги­ческого «черного ящика» для обывателя, определяет границы конвергенции формального и неформального знания. Авторы полагают, что трансдиалог, формируемый трансдисципли­нарными научными экспертами и депрофессионализирован­ными лидерами гражданской журналистики, осложняется дефицитом гносеологической компетентности гражданских экспертов. В статье рассматривается включение электронных медийных практик в производство и социальное обращение научного знания. Используя достаточно известные, но еще не вошедшие в поле философско-научного исследования при­меры прямого влияния гра­жданских экспертов на про­цессы, которые в прежнем коммуникационном порядке были внутринаучными, авто­ры осуществляют исследова­ние новых аспектов совре­менной науки, расширяю­щих традиционный предмет философии науки и техники.

Статья посвящена проблеме критериев обоснования научного знания в современной физике, конкретно в концепциях муль­тивселенной, которые оказываются следствиями некоторых теорий. В частности, речь идёт о следствиях из таких теорий (и моделей), как квантовая теория поля, инфляционный сце­нарий, теория суперструн. Показываться, что именно в этом контексте традиционные требования к научности, принятые в естественных науках, требуют корректировки. История науки показывает, что и раньше адекватность эксперимента, как универсального и надёжного критерия подвергалась сомне­ниям, не говоря уже о математическом доказательстве. Остро вставшая в XIX и XX вв. проблема обоснования математики и разнородность возникших в этот период направлений (интуи­ционизм, формализм, логицизм, теоретико-множественный подход), их непримиримость, показали, что то, чем пытались обосновывать – логика и интуиция – сами нуждаются в обос­новании. В этой статье осуществляется выход за рамки этого спора за счёт утверждения, что математический аппарат физи­ческой теории может описывать «все возможные миры», как это, например, возможно, происходит в струнном ландшафте. В таком случае обычная привязка к эксперименту не может быть критерием проверки теории, так как он указывает на реа­лизацию теории в нашем конкретном мире, как единственно возможном. Однако если допустить существование других миров (с другими наборами базовых физических констант, с вариативностью законов), то теория, которая их описывает не может быть экспериментально подтверждена, разве что по отдельности в каждом их миров. В таком случае, встаёт, ко­нечно, вопрос (как в случае с теорией суперструн, концепци­ей вечной инфляции и др.) а как же проверить, что эта теория вообще адекватна и описывает физически возможные миры? Так как она, если описывает всё равноправно возможное, не может содержать в самой себе экспериментальное указание на наш мир (это сразу предположило бы его единственную возможность). Здесь выход видится в допущении того, что та­ким критерием может являться математика сама по себе, как инструмент в принципе описывающий теоретически возмож­ное. При это остаётся такая возможность, что теория описыва­ет все возможные миры, за исключением нашего. Вероятно, в новых условиях неправомочно говорить, что она «ложна» только на том основании, что она не описывает на мир (по­скольку для других выполняется), скорее, в таком случае она просто не полна.

Некоторые ученые и философы, основываясь на научных от­крытиях и эмпирических данных, утверждают, что свободы воли не существует. Есть авторы, которые отстаивают проти­воположное мнение. Оппонентов объединяет всеобщность рассуждений, и те и другие стремятся соотнести научное зна­ние сразу со всей суммой людских поступков и тем самым обосновать существование свободы воли или её отсутствие. В статье предлагается сузить фокус вопроса до изучения сте­пени свободы отдельных действий или некоторых классов действий. Для этого вводится эпистемический критерий. Со­гласно ему, признание действия несвободным требует знания причин действия, за которые агент не несет ответственности. Анализируются две группы случаев: те, где научное познание обнаруживает скрытые причины поведения и те, где причи­ны остаются неизвестными. Показывается, что действия из второй группы до сих пор составляют существенную часть на­шего поведения. Делается предположение, что объем знаний о независящих от людей причинах их действий, со временем будет увеличиваться, но эти знания никогда не будут всеобъ­емлющими.

В статье рассматриваются различные ретроспективные связи между scientia generalis Лейбница и тремя ключевыми тради­циями Возрождения и раннего Нового времени – философ­ской, риторической и энциклопедической. В статье показана недостаточность двух влиятельных интерпретаций идеи все­общей науки Лейбница: как проекта разработки математиче­ского исчисления для нематематических предметов, продол­жающего традиции картезианского рационализма (Л. Кутюра, Ю. Миттельштрас, Ф. Пекхаус и др.), и как проекта энциклопе­дического синтеза, соединяющего идеи «великого искусства» Р. Луллия и гуманистической риторики М. Низолия с философ­ско-теологическим энциклопедизмом И. Альстеда и Б. Кекер­мана (П. Росси, В. Шмидт-Биггеман, Т. Лейнкауф и др.). Автор предлагает обоснование тезиса, согласно которому форми­рование идеи scientia generalis Лейбница, а также некоторых других концепций универсальной науки в XVII в., связано пре­жде всего с переосмыслением и расширением концепции «первой философии», развитой в «Метафизике» Аристотеля.

Статья представляет собой введение к переводу предисловия и первой книги классического труда Уильяма Хьюэлла «Novum Organon Renovatum». В своей теории философии науки Хью­элл предлагает концепцию, отличную от позитивистской и индуктивистской моделей науки – наиболее влиятельных в то время философских тенденций. Полагая, что научная деятельность невозможна без принятия той или иной метафизической доктрины, Хьюэлл идет против совре­менных ему философских течений. Тем не менее, эклектичность его взглядов по некоторым вопросам не позволяет отнести Хьюэлла к какому-то определенному философскому «лагерю». В статье анализируется «априорный» компонент системы философии науки Уильяма Хьюэлла и влияние, оказанное на нее концепцией a priori Иммануила Канта.

Текст представляет собой перевод на русский язык работы У. Хьюэлла «Novum Organon Renova­tum» (Предисловие и Книга I. Афоризмы, касающиеся идей) – третье издание второго тома его фундаментальной работы «Философия индуктивных наук, основанная на их истории». Хьюэлл предлагает свою теорию научного метода и классификации необходимых научных идей как ос­новы, из которой развиваются отдельные научные дисциплины. Заимствуя структуру знамени­того «Нового Органона» Френсиса Бэкона, Хьюэлл опрокидывает порядок научного генезиса, противопоставляя свою концепцию индуктивизму – наиболее влиятельному философскому течению того времени.

Данный текст посвящен обзору книги Panpsychism:Cotemporary Perspectives [Brüntrup, Jaskolla, 2017]. В рецензии пред­лагается детальный обзор и критический анализ недавнего сборника эссе, посвященных различным аспектам современ­ного панпсихизма, который был издан немецкими филосо­фами Годехардом Брюнтрупом и Людвигом Ясколлой. Среди авторов известные специалисты в области аналитической философии сознания: Дэвид Чалмерс, Гален Стросон, Грег Розенберг. Отличительной особенностью данного сборника является то, что в нем представлены не только хорошо извест­ные отечественному читателю подходы к решению проблемы сознания, каковыми являются физикализм или дуализм, но и более экзотические для современной философии позиции, как, например, идеализм или космопсихизм.

Статья посвящена анализу книги Е.В. Золотухиной-Аболиной, обосновывающей доминирование потенциала сознания с учетом четырех аспектов. Во-первых, в фокусе оказывается избирательность внимания, участвующая в формировании действительности. Во-вторых, предметом анализа выступает человеческая реальность, сопрягающая подлинность и вымы­сел, присутствующий в самоописании, описании мотиваций чужого Я, в «видении прошлого». В-третьих, речь ведется о трудностях понимания сознания как субъективной реально­сти. В-четвертых, рассматриваются проблемы философского языка, различия академического и неакадемического дис­курса. С опорой на труды Д. Канемана, У. Найссера, И. Гоф­мана, Дж. Келли, В. Налимова, С. Грофа, а также К. Уилбера, Х. Феррера обсуждается идея «избирательности внимания» как источника формирования реальности. При рассмотрении природы сознания сопоставляются естественнонаучная и гу­манитарная парадигмы, которые дополняются эзотерической.